1 мая в Москве десятки тысяч людей приняли участие в организованной КПРФ и народно-патриотическими силами акции, посвященной Дню международной солидарности трудящихся.
Эхо идеологических битв в школьных коридорах. Речь В.И.Ленина на III съезде комсомола: взгляд из настоящего.
Кризис, что поразил Россию, нагляден для всех и всеми ощутим в ее социальной и экономической жизни. Но его ужасающее выражение в интеллектуальной среде обитания подрастающих новых поколений - школа, вуз,- увы, еще не бросается в глаза большинству, обремененному вопросом выживания. А именно в этой среде определяется настоящее и будущее страны. Отношение к школе в широком смысле (к состоянию умственного воспитания молодежи) есть отношение к исторической перспективе общественного развития. Данный вывод становится неизбежным при обращении к ленинской мысли в наши дни.
В ТРУДАХ ГЕНИЯ нет готовых ответов на конкретные вопросы современности — чему и как учить молодежь России XXI века. Но в них есть подход к их решению. Он развернуто представлен Лениным в его речи на III съезде комсомола “Задачи союзов молодёжи” (2 октября 1920 г.). Она хорошо известна советскому человеку старшего и среднего поколения, как говорится, со школьной скамьи. Однако признаемся, что, изучая эту речь в пору вступления в комсомол, мы не вполне были готовы осознать ее глубинную суть.
Обращает на себя внимание полемический характер ленинской речи. Вспомним, что Ленин доказывал своим незримым оппонентам (о них речь впереди):
“…отрицая старую школу, мы поставили себе задачей взять из нее лишь то, что нам нужно для того, чтобы добиться настоящего коммунистического образования…
…Говорят, что старая школа была школой учебы, школой муштры, школой зубрежки. Это верно, но надо уметь различать, что было в старой школе плохого и полезного нам, и надо уметь выбрать из нее то, что необходимо для коммунизма”.
О какой старой школе идет речь у Ленина? Понятно, что о школе дореволюционной и, заметим особо, о школе русской. Иной она и не могла быть по истокам и основам своим. Выделяя ее классовую природу, Ленин дает ей бичующую оценку: “Старая школа была школой учебы, она заставляла людей усваивать массу ненужных, лишних, мертвых знаний, которые забивали голову и превращали молодое поколение в подогнанных под общий ранжир чиновников”. Но Ленин же говорит, что в ней, этой школе, есть и то, что нужно взять для коммунистического (!) образования, что необходимо для коммунизма (!). Об этом мы скажем особо — о ленинском диалектическом подходе к оценке дореволюционной русской школы.
Здесь же зададимся вопросом, который в советское время мы перед собой не ставили и перед нами никто его не ставил: а кто был оппонентом вождя? Кто иначе, чем он, относился к старой школе? Только в одном месте речи Ленина о них сказано в общем виде, без имен: “Когда мы слышим нередко и среди представителей молодежи, и среди некоторых защитников нового образования нападки на старую школу, что старая школа была школой зубрежки, мы говорим им, что мы должны взять то хорошее, что было в старой школе”.
Назовем защитников нового образования. Это в первую очередь А.В. Луначарский — глава Народного комиссариата просвещения (Наркомпроса), его заместитель М.Н. Покровский, их многочисленные сторонники. И Луначарский, и Покровский были весьма известными и весьма просвещенными большевиками. Но чего им не хватало, так это ленинской диалектики в строительстве советской школы. Они смотрели на дореволюционную школу только сквозь призму узкого, лишенного диалектической логики, классового подхода к ней. Она была для них лишь орудием господства имущих классов над умами учащихся, орудием их духовного порабощения. Ничего другого они в старой школе не видели, равно как и во всей системе образования царской России.
Но школа, будучи классовым институтом, являла собой еще и древнейший институт формирования общей культуры, системных знаний, накопленных человечеством. Без этой культуры, без этих знаний невозможно никакое развитие общественной мысли и жизни, невозможно ее социали-стическое переустройство. Умственная культура, сосредоточенная в школе в ее широком смысле (в системе образования), являлась той фундаментальной ценностью, без которой коммунизм, по Ленину, превратится в вывеску, в пустой звук.
Ленин первым увидел угрозу для данной ценности со стороны ревнителей архиреволюционного разрушения старой школы России. Со всей присущей ему страстью он взялся защищать ее культурное достояние: “Мы не должны брать из старой школы того, когда память молодого человека обременяли безмерным количеством знаний, на девять десятых ненужных и на одну десятую искаженных, но это не значит, что мы можем ограничиться коммунистическими выводами и заучить только коммунистические лозунги. Этим коммунизма не создашь. Коммунистом можно стать лишь тогда, когда обогатишь свою память знанием всех тех богатств, которые выработало человечество”.
Опасность для овладения этими богатствами новым, советским поколением учащихся была нешуточной. Наркомпросовцы под знаменем пролетарской культуры, проповедуя теорию “свободного” образования и воспитания (старая школа-де только и делала, что культивировала духовное рабство), готовы были ликвидировать школу как источник системных знаний.
С легкой руки Луначарского, в период 20-х — начала 30-х гг. в советской школе преобладало так называемое свободное обучение: урок как форма обучения отменен, отменено и преподавание по учебным предметам, ликвидированы учебные программы и стандартные учебники. При этом не было недостатка в лозунгах: преподавали по проектам типа “поможем заводу выполнить промфинплан”.
Нет необходимости доказывать, что при Советской власти школа перестала быть сословно-классовой, но… Под эгидой свободы обучения в ней пропагандировалась американская система ранней утилитарной профессиональной подготовки юношества. Ее автором являлся американский педагог Дьюи, провозгласивший право ребенка на свободный выбор профессии. В соответствии со “свободным” волеизъявлением учащегося он получал тот минимум знаний, что необходим для овладения профессией, ничуть не больше. Об общей культуре, формировавшейся на основе усвоения системы научных знаний, не могло быть и речи.
При отчуждении советской школы от дидактики — науки обучения, при педагогическом шарлатанстве, прикрываемом “свободой личности воспитанника”, возникла угроза ее существованию как института формирования основ умственной культуры. Опасность американизации обучения в ней выразилась еще и в том, что сама подготовка к нему была отдана на откуп педологам (психологам-биологизаторам), определяющим умственное развитие учащихся через тестирование их интеллектуальных способностей. Как это напоминает Единый государственный экзамен (ЕГЭ) в школах сегодняшней России: слесарю — слесарево, а кесарю — кесарево, всё по финансовым возможностям родителей. По данным педологических исследований, более половины советских детей в начале тридцатых годов оказались “умственно отсталыми”.
Изучение основ общей культуры, чем славилась русская школа во все времена и чем она отличалась от западной школы, где приоритет отдавался узкопрофессиональной подготовке, в рассматриваемый период (20-е — начало 30-х годов) оказалось в загоне. Такой была расплата за забвение ленинского диалектического подхода к старой школе: отрицая ее, взять из нее то, что необходимо для коммунизма. Жестокая расплата, обернувшаяся кризисом образования и воспитания в советской школе. При этом кризисе не могло быть и речи о социалистическом преобразовании страны. Индустриализация, коллективизация и культурная революция требовали коренного и немедленного изменения положения дел в школьном образовании.
Нам скажут: “О каком кризисе вы говорите, когда в названные вами годы совершен подвиг в просвещении народа — ликвидирована безграмотность!” Да, это так, но этого было недостаточно, о чем с предельной ясностью сказано Лениным в его речи “Задачи союзов молодёжи”: “Мы знаем, что коммунистического общества нельзя построить, если не возродить промышленности и земледелия, причем надо возродить их не по-старому. Надо возродить их на современной, по последнему слову науки построенной основе. Вы знаете, что этой основой является электричество, что только когда произойдет электрификация всей страны, всех отраслей промышленности и земледелия, когда вы эту задачу освоите, только тогда вы для себя сможете построить то коммунистическое общество, которого не сможет построить старшее поколение… Вы прекрасно понимаете, что к электрификации неграмотные люди не подойдут, и мало тут одной простой грамотности” (выделено мной.— Ю.Б.).
К решению поставленной Лениным задачи советская школа оказалась не готова. Никто так ясно не осознавал ее драму, как Сталин. Именно его государственному гению советская школа обязана таким своим развитием, которое вывело ее на первое место в мире. Еще не исследована роль Сталина в школьном строительстве в краткий (десять лет — 1930—1940 гг.: для мировой истории — мгновение!) и эпохальный период социалистического преобразования России. По его инициативе приняты постановления Совнаркома и ЦК ВКП(б) (все до единого выполнены), которые восстановили традиционные систему и формы обучения и образования: “О начальной средней школе” (1931 г.), “Об учебных программах и режиме в начальной средней школе” (1932 г.), “Об организации учебной работы и внутреннем распорядке в начальной, неполной средней и средней школе” (1935 г.), “О педологических извращениях в системе наркомпросов” (1936 г.).
Главное заключалось не только и не столько в восстановлении классических форм и средств обучения (урок, программы и режим учебы, стандартные учебники), сколько в новом его содержании, в новых знаниях, что требовала в первую очередь индустриализация. Это отвечало ленинской мысли, высказанной на III съезде комсомола: “Перед вами задача строительства, и вы ее можете решить, только овладев всем современным знанием, умея превратить коммунизм из готовых заученных формул, советов, рецептов, предписаний, программ в то живое, что объединяет вашу непосредственную работу, превратить коммунизм в руководство для вашей практической работы” (выделено мной.— Ю.Б.).
Сталин развил ленинскую мысль в афористичном выражении: “Кадры, овладевшие техникой, решают всё”. Реорганизация школьного образования, осуществленная в довоенный период, освободила советское учительство от диктата оторвавшихся от жизни наркомпросов, остановила угрозу западнизации школы, ее американизации прежде всего.
Вопрос об “умственно отсталых” детях, возникший в результате педологических исследований по западным методикам, был снят с повестки дня и не допускался к обсуждению.
Советский учитель, спасающий школу в лихие для нее 20-е годы, стал одной из главных фигур социалистического переустройства России. Он и его ученики ковали Победу СССР в Великой Отечественной войне задолго до ее начала. Ковали ее в борьбе за знания. “Если я знаю, что знаю мало, я добьюсь того, чтобы знать больше” (Ленин). Героический подвиг советского народа, давшего миру Великую Победу, на века запечатлен в благодарной памяти человечества. Но Вторая мировая война — не забудем этого — была, по меткому выражению Сталина, войной моторов. Победитель в ней превосходил противника не только силой духа, но и силой знаний, вынесенных в практику.
Один из главных выводов, вытекающий из анализа рассматриваемой ленинской речи: отношение к школе, к образованию и обучению молодежи определяет настоящее и будущее страны. О каком возрождении России, превращении в великую державу, о каком развитии экономики, культуры и науки может идти речь при очевидной деградации современной российской школы?! Лучшая в мире, великая по отдаче система советского образования уничтожается на корню, а с нею уничтожаются и вековые традиции русской школы (они были фундаментом этой системы). Чего стоят только одно секвестирование преподавания русского языка, гуманитарных дисциплин, отчуждение школы от классической русской литературы, в том числе советской!.. Глубокое гуманитарное образование развивало общую культуру учащихся и было великим достижением отечественной школы. Говоря о постыдном его сокращении, обратим внимание не только на его значимость для формирования национального сознания (история, литература), но и для воспитания умственной культуры. Советской психологической наукой давно установлено: “Мысль, заострённая чувством, глубже проникает в свой предмет” (С.Л. Рубинштейн).
Худшее, что было в старой дореволюционной школе, возвращается, причем в американизированном варианте, — зубрежка, муштра, начётничество, подгон всех учащихся под единый ранжир. Не этому ли служит ЕГЭ? Единый государственный экзамен стандартизирует личность, загоняет в угол ее умственное развитие. Да и можно ли за тестом, а он альфа и омега ЕГЭ, разглядеть личность живого учащегося? На деле, по данным тестирования, осуществляется социальная селекция — кому путь в техникумы и профтехучилища, а кому — в вузы. Школа возвращается к классовому делению ее воспитанников.
Очевиден и классовый антагонизм российского вузовского образования: деление на бакалавров и магистров. Он предопределен Болонским процессом, в который силком втащили высшую школу России либерал-реформаторы. Культ знаний, отличающий советскую систему образования, исчезает. Нет ему места в деиндустриализированной и дегуманизированной стране. Власти нужна молодежь не думающая, думать не желающая и не способная на это. Для того и реформируется система образования, чтобы из школ и вузов выходила в жизнь усредненная личность с усредненным мышлением и усредненной моралью.
В связи с этим кстати будет вспомнить одно из ключевых положений речи Ленина на III комсомольском съезде: “На место старой учебы, старой зубрежки, старой муштры мы должны поставить уменье взять себе всю сумму человеческих знаний, и взять так, чтобы коммунизм не был бы у вас чем-то таким, что заучено, а был бы тем, что вами самими продумано, был бы теми выводами, которые являются неизбежными с точки зрения современного образования”.
Современным образованием Ленин считал то, которое дает умение критически перерабатывать приобретаемые знания, т.е. критически мыслить. Под критическим мышлением он понимал мышление диалектическое, требующее рассматривать каждое положение социального учения лишь исторически, лишь в связи с другими, лишь в связи с конкретным опытом истории (учат ли этому в школе РФ?). Ленин писал Инессе Арманд (1916 г.) по поводу ее недиалектичной критики Энгельса: “Энгельс не непогрешим. Маркс не непогрешим. Но за указание их “погрешностей” надо браться иначе, ей-ей, совсем иначе. А то Вы 1000 раз не правы”. Диалектика была превыше всего в обучении, по Ленину, критическому мышлению.
О каком современном образовании может идти речь в олигархически-чиновничьей России? Для правящего режима пойти на формирование критического мышления учащихся в школах и вузах — всё равно что подписать себе смертный приговор. Ведь глубокое образование с неизбежностью приведет, нет, не всю молодежь, но наиболее способных из нее мыслить творчески, к творческому восприятию коммунистических взглядов. Для них коммунизм и станет тем, что самостоятельно понято и, не исключено, принято.
Единственная политическая партия, которая ведет последовательную, упорную борьбу за сохранение основ отечественного (читайте: советского) образования,— КПРФ. Это борьба за умы молодых людей: “На поприще ума нельзя нам отступать” (А.С.Пушкин). Это борьба за будущую социалистическую Россию. К данному выводу приходишь как к неизбежному, перечитывая заново речь Ленина на III съезде комсомола.
