Уважаемые коллеги!

Всего три месяца назад судьи Конституционного Суда в очередной раз выбрали председателя. Им четвёртый раз стал Валерий Дмитриевич Зорькин: 14 судей проголосовали «за», 5 – «против». Но вдруг выяснилось неожиданно и скоропостижно, ибо в пожарном порядке вносятся поправки в закон о Конституционном суде, что это были последние такие выборы в рамках Конституционного суда – выборы тайные и альтернативные.

КС: пришел час расплаты?

Зачем срочно понадобилось реформировать Конституционный Суд? Ведь его нынешний состав в политическом смысле вполне лоялен? Но оказывается, что у власти есть какие-то сомнения.

Потрясающий тест на лояльности суда власти. Власти, к которой КС в последние полтора десятилетия был подчёркнуто лоялен. Вспомним, что в 2005 году Конституционный Суд под председательством В.Д.Зорькина признал, что отмена губернаторских выборов соответствует Конституции. При этом он перечеркнул собственное решение 1996 года, признавшее неконституционным решение депутатов Алтайского края избирать губернатора не на прямых выборах, а голосованием депутатов краевого собрания. Вот ярчайший пример, когда перевернулась позиция Конституционного суда в угоду исполнительной власти.

Вроде бы всё было нормально  и для суда и исполнительной власти. Но судя по сегодняшнему законопроекту получается, что и Конституционному Суду приходится за всё платить. В том числе, и за свою покладистость. Конституционный Суд помог расправиться с выборностью губернаторов, теперь проводится обрезание этого права выборности в отношении самого Конституционного Суда.

Выдержит ли политсистема «идеальный шторм» кризиса

Обсуждение законопроекта, призванного «дореформировать» Конституционный Суд, вписав его в пресловутую концепцию вертикали власти - это хороший повод посмотреть парламентариям на некоторые проблемы отечественной политической системы на переломном, кризисном этапе развития страны. Ведь кризис это не только потрясение международных институтов, но и испытание российской политической системы. Прежде всего,  структур и концепций, на которых базируются эти институты.

В кризис наша политическая система вступила со всеми первородными грехами, а также приобретёнными ею за весь период постсоветского развития. У КПРФ имеется свой план ремонта политической системы. Он одобрен специальным пленумом ЦК КПРФ. И отражен в новой обновлённой редакции программы. Я не буду на этом останавливаться, но хочу заметить, что тот этап интенсивного реформирования, который сейчас переживает наша политическая система, ставит во весь рост следующую проблему: а выдержит ли политсистема, а вместе с ней и государство усиливающийся «идеальный шторм» кризиса.

Ведь наша политсистема не прошла базовую проверку на прочность (а в транзитологии - это азы) через передачу власти в руки оппозиции. То есть ни в одной из легислатур, которые были в постсоветской России, власть не передавалась оппозиции, я имею в виду КПРФ. Тот небольшой восьмимесячный эксперимент 1998-1999 годов, когда КПРФ участвовала в коалиционном правительстве Примакова-Маслюкова, нельзя считать полноценной реализацией этого постулата.

Ясно, что нет смысла обсуждать возможности прохождения этого теста сейчас с парламентской трибуны. Но если ответственные политики заботятся о государственности, полноценном функционировании институтов и независимости их от лидерского фактора, - а у нас сейчас вся политическая стабильность висит на единственном гвозде взаимоотношений внутри «тандема» Медведев-Путин, - то они должны отдавать себе отчёт: от решения этой проблемы не спрятаться. От прохождения данного теста не уйти ни с помощью всевозможных политтехнологий, всевозможных дожатий, урезаний прав и полномочий парламента, ни с помощью создания, как теперь модно говорить, политических «симулякров».

Неустойчивость нынешней политсистемы, прежде всего, в том, что она базируется не на институтах, а на мифической вертикали власти. И нынешние поправки в Закон "О Конституционном Суде" усиливают эту неустойчивость.

Политические трансформации конституционного надзора

У Конституционного Суда, да и вообще у института конституционного надзора и контроля в нашей стране сложная история. 16 мая 1990 года возник некий прообраз - Комитет конституционного надзора СССР, решение о котором принимал Съезд народных депутатов. Кстати, председателя Комитета и его заместителя избирал Съезд народных депутатов - высший орган власти в то время.

Нынешний Конституционный Суд также подвергся существенным политическим трансформациям. Первый Конституционный Суд в 1992 году избирал своего председателя на весь срок его полномочий. В октябре 1993 года, когда была расстреляна Конституция, соответственно оказались и приостановлены полномочия Конституционного суда, а также прекращены полномочия вроде бы пожизненно избранного председателя.

Дума утвердила в 1994 году новый Закон "О Конституционном Суде" в нынешнем его виде. И мы можем говорить, что за недолгую историю мы имеем то ли вторую, то ли уже третью ипостась Конституционного Суда.

Нынче исполняется 20 лет первому съезду народных депутатов СССР. И все те законодательные идеи, предложения и концепции, которые сейчас используются в нынешней системе власти, родились, пересадились на нашу почву именно тогда. Но мы должны отдавать себе отчёт, что этот импульс, заложенный первым съездом, сегодня зачах. А те идеи, которые вроде бы тогда с трибуны съезда провозглашались: разделение властей, незыблемости прав человека, концепции представительной, конкурентной демократии, ныне всё более вырождаются и вырождаются. Это подтверждает как наша думская деятельность, так и нынешний законопроект о Конституционном суде.

Крах либеральных идей

Много говорится, что поправки в закон о Конституционном суде не затрагивают независимость суда. Да, конечно, соответствующие нормы, вроде бы, в законе о КС есть и сохраняются. Но здесь я воспользуюсь образом, который любит применять сам Председатель Конституционного Суда – В.Д.Зорькин. Да, "Сороковую симфонию" Моцарта можно исполнять по-разному. Но иногда ее исполнение превращается в траурный марш. Нечто подобное у нас происходит и с независимостью суда. Там вроде бы, формально всё правильно, но все громче слышится там «траурный марш» по его независимости.

Заметим, что в условиях «суверенной демократии» уже мало кто (даже для внутреннего потребления) использует все те либерально-демократические постулаты, которые родились и были вброшены в общество 20 лет назад на Первом съезде народных депутатов. Это куда как хорошо видно из аргументации в поддержку поправок к нынешнему Закону "О Конституционном Суде".

Аргументы из этой серии не слишком изошренные. И ничуть не связаны с либеральной доктриной и даже лексикой.

Непрозрачность намерений порождает подозрения

Первый из них – «такова мировая практика». Но при этом никто не вспомнил, что наш Конституционный Суд сформирован по образу Федерального Конституционного Суда ФРГ в Карлсруйэ. А там практика назначения председателя довольно интересная. Один раз его назначает верхняя палата Бундесрат (аналог нашего Совета Федерации), а Бундестаг – заместителя. Второй раз – Бундестаг председателя, а Бундесрат - заместителя. У нас же в законопроекте право назначать председателя и замов дается только Совету Федерации, но никак не Думе. Странно, но опыт Германии здесь при обсуждении не вспоминается

Еще аргумент: нам говорят, что сейчас всего лишь происходит оптимизация процедуры выборов. Значит прежняя – не оптимальна? Об этом спросили сторонников законопроекта, и я так понял, что представители президента и комитета от ответа уходят. Но из контекста понятно, что прежняя процедура выборности для них не оптимальна: и неправильная она какая-то, и неполноценная. То есть получается, что тайное и альтернативное голосование при выборе председателя суда - неполноценно, оно плохо при сравнении с голосованием открытым, с «принародным» назначением. По меньшей мере, спорное утверждение. Где-то хорошо тайное голосование, а где-то хорошо -открытое. Но зачем абсолютизировать ту или другую форму?

По поводу аргументов об унификации выборности глав судов в судебной системе. Этот довод тоже ничего не объясняет. Думаю, здесь коллега Рохмистров прав. Почему мы же не унифицируем практику выборности в другую сторону, т.е. практику Арбитражного и Верховного Судов не приводим в соответствии с практикой Конституционного суда. Извините, если уж нам говорят об унификации, то тогда давайте хотя бы Председателя Конституционного Суда избирать не на три года (то есть не в рамках легислатуры действующего президента), а на шесть лет, как выбирают председателя Верховного Суда. Почему-то до этого уровня у нас унификация не доходит.

Анализируя совокупность выдвигаемых аргументов в пользу новой системы выборности главы КС, начинаешь ощущать какие-то подозрения: что-то за этими законодательными новациями есть такое, о чём нам не договаривают, какие-то спецоперации должны последовать. Нарастает определённое недоверие к разрабочикам этой пожарной законодательной инициативы.

Или ещё один аспект. Вспомним, нам с этой вот думской трибуны премьер-министр Путин заявлял, что все «жирные коты» мира завидуют российской «суверенной демократии» в связи с тем, что у нас установлена плоская шкала налогообложения. И поэтому не нужно ничего менять. Но, с другой стороны, мы слышим, что и все суды мира, все судейские корпорации завидуют тому, что у нас установлена выборность Председателя Конституционного Суда. Получается, что одна «зависть» почему-то принимается в расчёт, другая же «зависть» не принимается. Значит, при принятии решения не господствуют принципы права, а господствуют принципы политической целесообразности. Таким образом, мотивация вносимых поправок, как теперь можно говорить, нетранспарентна, и это заставляет предполагать какие-то скрытые намерения инициаторов.

КС присваивает права парламента

И ещё одна проблема, которой тоже вскользь коснулся представитель президента Гарри Владимирович Минх. Это - вопрос реализации решений Конституционного Суда. Кстати, тему настоящего законопроекта мы поднимали на недавней встрече руководства КПРФ с президентом в Барвихе. Президент признал, что этот законопроект вызвал шквал критики, но представители КПРФ обратили внимание, что проблемы в деятельности Конституционного Суда не сводятся только к этим поправкам. Они требуют широкого обсуждения. Одна из них - это вмешательство КС, одного из высших судебных органов, в законотворческие полномочия Думы. И президент признал наличие этой проблемы.

Остановлюсь на ней кратко, так как время выступления уже заканчивается.

Разбалансировка и перекос нашей политсистемы в пользу вертикали исполнительной власти привели к тому, что Конституционный Суд пошёл по пути присвоения полномочий парламента. Конституционный Суд самостоятельно расширил объём своих полномочий. Тут Гарри Владимирович сказал, что КС что-то рекомендует парламенту. Нет, он не рекомендует, он часто принимает жесткие указания. КС вообще занимается конституционно-правовым истолкованием законов и формулирует в своих решениях квази-нормативные установки, создаёт новые правила, которые изменяют и дополняют законы. Это теперь принято называть "правовые позиции Конституционного Суда". Фактически создаётся параллельный массив норм, изменять которые законодатели не вправе.

Кроме того, в отличие от законов, эти квазинормы, созданные Конституционным Судом, естественно, не подлежат проверке. То есть доходит до того, что нам, парламенту, директивно устанавливают сроки, и обязывают голосовать «за». Это тоже решение Конституционного Суда. Это проблема, конечно, не нынешнего обсуждения, но её тоже нужно иметь в виду.

Вообще, суды стали ширмой для прикрытия произвола исполнительной власти. Поэтому мы настаиваем на укреплении институтов, а не их деградации. И мы выступаем против принижения роли как парламента, так и роли Конституционного Суда, за укрепление этих институтов.