Ю. П. Белов: Гений реализма

Сталин обладал глубоким знанием и повелительным чувством жизненной реальности, суровой простотой и правдой человека волевого действия. Он был гением реализма в политике. В этом он сравним только с Лениным, учеником которого считал себя до последнего дня своей жизни. «Сталин — это Ленин сегодня» — данная формула, принятая народным сознанием в 30-е годы минувшего века, отражает суть Сталина как явления отечественной и мировой истории.

Последователь Ленина

История поставила Сталина рядом с Лениным. Рядом с гением — гений. После смерти Учителя Сталин до конца своих дней перечитывал его труды, открывая для себя и делая общим достоянием новые глубины ленинской мысли. Ленинская формула коммунизма «Советская власть плюс электрификация всей страны» явилась для Сталина методологическим ключом социалистического преобразования России на базе новой техники и научной организации производства. Ленинский план ГОЭЛРО, этот первый в мировой практике научно обоснованный план технической модернизации производства, стал для Сталина исходным началом его проекта индустриализации СССР. Он шел вослед Ленину и дальше его. Гениальный предшественник Сталина не мог предвидеть все неимоверные трудности, что выпали на долю последнего. Но чтобы преодолеть их, иными словами — ответить на новые вызовы времени, следовало придерживаться ориентиров, намеченных Лениным. Ещё до октября 1917 года они были в главном представлены в ленинской работе «Грозящая катастрофа и как с ней бороться».

В ней автор беспощадно резко сказал о главном условии предотвращения национально-государственной катастрофы: «...либо погибнуть, либо догнать передовые страны и перегнать их также и экономически». И доказывал: «Это возможно, ибо перед нами лежат готовый опыт большого числа передовых стран, готовые результаты их техники и культуры». Ленин вёл речь о спасении России, о выведении из тупика, куда её загнала либеральная буржуазия вкупе с меньшевиками и эсерами. Он вёл речь о спасении страны на пути к социализму: «Социализм теперь смотрит на нас через все окна современного капитализма».

С не меньшей резкостью, чем Ленин, говорил Сталин товарищам по партии: или мы за десять лет пройдем тот путь индустриализации страны, на который ведущие страны капитализма потратили пятьдесят и сто лет, или «нас сомнут». Сталин не ошибся: через десять лет грянула Великая Отечественная война. Если бы за десять лет до неё не началась сталинская индустриализация СССР, не было бы Великой Победы.

Индустриализация шла невиданными темпами под лозунгом «Догнать и перегнать!» Как тут не вспомнить Ленина. «Погибнуть или на всех парах устремиться вперёд»,— писал он в «Грозящей катастрофе». Сталин никогда не забывал об этом. «Догнать и перегнать!» — это был его лозунг, его кредо. Не на пустом месте они родились. Сталин неуклонно следовал заветам Ленина. И ведь за первые сталинские пятилетки догнали и перегнали капиталистический Запад по техническому обновлению и развитию производства, по росту ВВП и производительности труда. Факт исторический, неоспоримый. Не будь войны, догнали и перегнали бы США и экономически. Высокий смысл ленинско-сталинского лозунга — догнать и перегнать в развитии производительных сил, человека труда, прежде всего — был извращен Хрущёвым: догнать и перегнать Америку в потреблении (мещанский социализм).

Как и Ленин, Сталин был строгим реалистом-диалектиком. «Конкретный анализ конкретной ситуации» — это золотое правило ленинской диалектики лежало в основе судьбоносных сталинских решений. Одним из таких было — пойти на революцию сверху: осуществить коллективизацию села. Это вынужденное в сложившейся конкретно-исторической ситуации, суровое, но и целительное решение Сталина.

Ленинский проект эволюционного перехода крестьянства к социализму через его постепенное кооперирование в условиях нэпа отвечал реалиям своего времени — времени, когда Советская Россия после Гражданской войны вступила в полосу мирного развития. Но к концу 20-х годов стала очевидной угроза войны против СССР. Индустриализация как прежде всего неизбежный ответ на возникшую угрозу требовала многих миллионов рабочих рук. Взять их было неоткуда, кроме как только из села.

Индустриализация с быстрым ростом городского населения требовала также гораздо больше, чем ранее, товарного хлеба. Сталин называл его валютой валют. Хлеб был необходим ещё и для продажи за границу, чтобы закупать там новейшее промышленное оборудование. Единоличное крестьянское хозяйство с рутинной обработкой земли (конь, плуг, соха) не могло удовлетворить быстро растущую потребность в хлебе на продажу.

Главным производителем товарного хлеба являлись кулацкие хозяйства. Кулачество, несмотря на политику его ограничения Советской властью, сумело с выгодой для себя использовать нэп. Оно представляло собой, наряду с отчасти возродившейся городской буржуазией — нэпманами, последний эксплуататорский класс и таило в себе опасность утверждения капитализма в советском селе. Кулачество разлагающе влияло на среднее крестьянство, которое благодаря ленинскому Декрету о земле и нэпу, значительно выросло. Кулак совращал середняка на установление с Советским государством рыночных буржуазных отношений, склонял его припрятывать товарный хлеб до возможно максимального его вздорожания. Те из середняков, в ком собственник победил труженика, шли на это, становились подкулачниками.

Терпеть такое положение зависимости пролетарского государства от кулака реального и потенциального означало не что иное, как гибель индустриализации, а с ней и Советской власти. Как только кулачество стало бешено сопротивляться коллективизации, сознавая, что колхозы несут ему экономическую смерть, встал вопрос: или — или. Или ликвидировать кулака как эксплуататора (экспроприировать его собственность в пользу колхоза, а самого выслать), или, сохраняя его хозяйство, позволить ему, по Бухарину, «врасти в социализм», что было чревато роковыми последствиями для нового строя. Именно так историей был поставлен вопрос борьбы за социализм в СССР как борьбы в первую очередь классовой. Именно так его понимал Сталин: «...приспособить нашу политику ко вкусам «советской» буржуазии и спасовать таким образом перед трудностями нашего строительства,— если мы всё это допустим, то что это будет означать? Не будет ли это означать, что мы хотим спустить на тормозах революцию, разложить наше социалистическое строительство, сбежать от трудностей, сдать позиции капиталистическим элементам?»

Сталин решился на ликвидацию кулачества и убедил в этом партию, как только в коллективизации наступил коренной перелом (она стала сплошной — в колхозы пошел середняк). Тогда стало возможным полностью выполнить ленинское требование при переходе к социализму: «...вырвать крестьянство из-под влияния буржуазии» («Грозящая катастрофа»). Это было сделано как нельзя вовремя — уже слышны были первые отзвуки военной угрозы. Сталин услышал их раньше других. Он не сворачивал нэп, что ему приписывается всеми его «критиками», а преодолел нэп, усилив ту его сторону — обеспечение регулирующей роли государства на рынке,— которая позволяла без рывка перевести страну на рельсы мобилизационной экономики (война приближалась к порогу).

Этому отвечала последовательная политика в отношении кулачества: от его ограничения (за счет жесткого налогообложения), ведущего к его вытеснению, до его ликвидации как класса.

Сталинская диалектика классовой борьбы

В классовой борьбе Сталин — самый последовательный ученик Ленина, равный ему в диалектической логике этой борьбы.

Вспоминается злобное ёрничество ниспровергателей Сталина в годы горбачёвской перестройки. Оно было запредельным в отношении сталинского утверждения, что по мере укрепления социализма в СССР классовая борьба будет обостряться. «Как же так,— язвительно вопрошали тогда самозваные интеллектуалы,— эксплуататорских классов нет, а классовая борьба не только есть, но ещё и обостряется?» Это-де, заявляли они, потребовалось Сталину, чтобы обосновать и оправдать свою политику репрессий.

Да, в СССР с ликвидацией кулачества исчезли эксплуататорские классы. Но остались люди, и в немалом числе, несшие в себе опыт прошлой жизни, буржуазную и мелкобуржуазную психологию и мораль. Они не бездействовали. Они как только могли сопротивлялись коммунистической (коллективистской) психологии и морали. Не имея возможности открыто выступать против социализма, они стремились приспособиться к нему и приспособить его к себе на мещански-обывательский лад. Прежде всего — подточить, размыть его духовные, нравственные основы. Такие люди были не только среди рабочего класса, крестьянства, интеллигенции, но и в правящей ВКП(б), затем, как оказалось, и в КПСС. Коммунистической терминологией прикрывали они «ценности» близкого им буржуазного и мелкобуржуазного образа жизни, боролись за выживание в условиях социализма что было сил. Их изощренная, внешне незримая борьба не могла быть иной, как только классовой. Чем большими были успехи социализма, тем сильнее эти люди сопротивлялись ему.

Об этом хорошо знали на буржуазном Западе. Знали, что мораль и психология людей меняются намного позже, чем их классовое положение. Запад не смог смириться с существованием СССР, тем более, когда он при Сталине достиг зенита своего могущества. Многие годы там, на империалистическом Западе, разрабатывалась профессионально продуманная система воздействия на людей с атавистическим мировоззрением, на их жажду приобретательства, на их тщеславие и мещанский карьеризм. Используя их политическое и идеологическое лицемерие, националистические предрассудки, Запад выстроил и наладил систему психологической и информационной войны против СССР. То была новая форма классовой борьбы капитализма с реальным социализмом.

Сталин-созидатель не считал частнособственническую психологию непобедимой, «вечным грехом» человека. Новый коллективистский уклад жизни; освобожденный от эксплуатации труд, переставший быть подневольным и становящийся творческим (вспомним стахановское движение); зависимость результатов труда отдельно взятой личности от результатов труда общего (трудового коллектива, всей страны), новое отношение к человеку труда как к созидателю и творцу — всё это в динамичные годы первых пятилеток разрушало в сознании людей частнособственнические начала и утверждало коллективизм. С преображением общественной жизни шло преображение человека. Результаты социалистического преображения нашли своё отражение в новой Конституции СССР 1936 года. Сталин — инициатор её разработки, инициатор распространения права избирать и быть избранным во все органы Советской власти на всех граждан СССР, включая бывших белогвардейцев и кулаков. До этого, по Конституции СССР 1924 года, последние считались «лишенцами» — были лишены права голоса как нетрудовые и эксплуататорские элементы. Сталин предложил пересмотреть закон о «лишенцах», и Чрезвычайный VIII съезд Советов СССР с принятием новой Конституции утвердил сталинское предложение.

Это было ударом по «левым» в партии, полагавшим, что классовые счеты с «бывшими» еще не сведены до конца. И вдруг такое — Конституция СССР закрепляет: нет больше «бывших». Сталин тем самым скреплял советское общество в преддверии войны, ведя в то же время беспощадную классовую, идеологическую и политическую борьбу в партии против «левых» (троцкистов) и правых уклонистов. Последние, находясь в идейном плену западно-европейской социал-демократии, были готовы пойти на классовый мир с кулачеством (ещё раз напомним бухаринский тезис о «мирном врастании» кулака в социализм). Если бы линия Троцкого или Бухарина победила в правящей ВКП(б), новая гражданская война в России оказалась бы неизбежной. Это Сталин сознавал, как никто другой в партии, и потому был безжалостно непримирим в борьбе с двумя опасными крайностями, не остановился перед необходимостью репрессий, когда лидеры «левой» и правой оппозиции встали на путь подпольной деятельности и в конечном итоге — государственной измены. Увы, невинных жертв в ходе репрессий не удалось избежать, на что Сталин первым обратил внимание партии в 1937 году. В 1938—1940 годах многие из репрессированных по наговору были реабилитированы.

Процесс индустриализации и коллективизации при всех его издержках, бывало и жестоких (вредительство в промышленности, левацкие загибы в колхозном строительстве), шёл неумолимо. Сближались классовые интересы рабочих и крестьян, укреплялся их союз, формировалась трудовая интеллигенция. Всё это объективно вело к моральному и политическому единству советского общества. И залогом этого единства стала победа в партии сталинского курса на построение социализма в отдельно взятой стране, чему яростно препятствовала «левая» и правая оппозиция. Победил политический реализм Сталина. СССР вступил в войну без «пятой колонны».

Но Сталин-диалектик прекрасно понимал: исчезновение эксплуататорских классов в СССР автоматически не влечёт за собой исчезновение старого опыта жизни, тем более в капиталистическом окружении; не дает гарантий, что не произойдёт реставрация буржуазных и мелкобуржуазных ценностей в общественном сознании. Никак не случайно его обращение к ленинскому предупреждению, из которого, собственно, и вывел Сталин свой постулат об обострении классовой борьбы при социализме. «Уничтожение классов,— говорил Ленин,— дело долгой, трудной, упорной классовой борьбы, которая после свержения власти капитала… не исчезает (как воображают пошляки старого социализма и старой социал-демократии), а только меняет свои формы, становясь во многих отношениях еще ожесточеннее».

Сталин напомнил партии это предупреждение в апреле 1929 года на Пленуме ЦК ВКП(б). С каждым новым успехом социалистического строительства он не уставал повторять: не успокаиваться на достигнутом, не терять классового чутья, классовой бдительности. Он всегда был суровым и дальновидным реалистом. Сталинский гений реализма оказался затушеван хрущёвской кампанией борьбы с «культом личности». Увы, не нашёл он достойной оценки и во времена Брежнева. КПСС успокоилась, утратила бдительность и не ощутила, как в её чреве возродился вирус её уничтожения — новая форма классовой борьбы против советского социализма. Ныне она всем известна под названием «перестройка». Увы, горбачёвская перестройка подтвердила верность сталинского предупреждения об усилении классовой борьбы в условиях победившего социализма.

Капиталистический мир никогда не смирится с победой социалистического строя в той или иной стране, тем более в таких больших, как Россия или Китай. Он, этот мир, всегда будет искать и создавать в таких странах «пятую колонну». Последняя возникает и идёт на контрреволюцию при расслабленности, небдительности социалистических сил. В правящей коммунистической партии «пятая колонна» выражает себя в правом и «левом» уклонах. Вспомним, что Горбачёв начинал свою перестройку с левой фразы («Революция продолжается!»), а завершил ее правой («Больше демократии — больше социализма!»). Слева направо — таков путь предательства коммунистических идеалов, о чем коммунистам России — КПРФ никогда нельзя забывать.

Сталин в беспощадной борьбе с «левым» и правым уклонами раскрыл диалектику предательства, чем вызвал ненависть к себе всех предателей России. Они ненавидят его люто потому, что он обнажил нерасторжимость предательства социалистических интересов трудящихся с предательством национальных интересов страны. Не потому ли российские «демократические» СМИ, так ратующие за гласность, не публикуют материалы открытых судебных процессов в Москве 1937 года? Сталинская правда, как кошмар, преследует предавших КПСС и Советский Союз. Классовая непреклонность Сталина явилась гарантией удовлетворения коренных интересов трудящихся и обеспечения национальной безопасности их социалистического Отечества.

«Русский народ — неодолим, неисчерпаем»

Главная историческая заслуга Сталина — воплощение в жизнь ленинской идеи о реальной возможности построения социализма в отдельно взятой стране — в России. Это определяло ведущую роль русского рабочего класса в ее социалистическом преобразовании. К такому выводу пришел Ленин: «Если история решит вопрос в пользу великорусского великодержавного капитализма, то отсюда следует, что тем более великой будет социалистическая роль великорусского пролетариата как главного двигателя коммунистической революции». Сталин пошел дальше. Он развил ленинскую мысль до определения ведущей роли русского народа в строительстве социализма, что в его, сталинское, время было закономерно: социализм в годы индустриализации и коллективизации становился делом всего советского народа, но прежде всего народа государствообразующего — русского. Сталин понимал это как политик-реалист. В беседе с Александрой Коллонтай в ноябре 1939 года, говоря о трудностях подготовки к войне, он особо подчеркнул: «Всё это ляжет на плечи русского народа. Ибо русский народ — великий народ… Он как бы рожден помогать другим нациям».

Сталин с присущей ему непоколебимой волей устранял все препятствия, мешающие русскому народу исполнять свою великую социалистическую миссию. Главным из них была русофобия, маскируемая революционной фразой. По убеждению тех же Троцкого и Бухарина, национальные интересы России ничего не значили в сравнении с абстрактно, а то и авантюристически понимаемой мировой революцией. В троцкистско-бухаринской трактовке классовый подход, вопреки ленинской традиции, исключал признание национальной гордости русского народа — его героической истории борьбы за независимость Руси—России, его воинской славы (русского патриотизма), его великой культуры.

В борьбе с «революционными» космополитами Сталин неуклонно придерживался диалектического единства национального и классового, о котором говорил Ленин: «Интерес (не по-холопски понятой) национальной гордости великороссов совпадает с социалистическим интересом великорусских (и всех иных) пролетариев».

Препятствия названному единству чинились нешуточные. В учреждениях образования и культуры, в политпросвете, даже в партийных органах печати было немало, и долгое время оставалось (до начала 30-х годов), ставленников Троцкого, Бухарина, Зиновьева, Каменева. Они не бездействовали — всё русское подвергали остракизму. Ущербными для русского национального сознания были последствия их деятельности.

В системе образования насаждалась американская школа подготовки учащихся — ранняя профессионализация, так называемый свободный выбор детьми своей профессии. Общеобразовательная, прежде всего гуманитарная, подготовка, составлявшая гордость русской школы, сводилась к нулю. Не напоминает ли это реформы по Фурсенко сегодня? В учебниках истории господствовало социологизаторство — вульгаризированный, окарикатуренный классовый подход. Русская история, русский народ в учебниках даже не упоминались. В литературе, искусстве и культуре подвергалась гонению русская классика. Насаждались авангард и модернизм, прикрываемые вывеской пролетарской культуры. Не находим ли мы нечто подобное и в современной бездуховной «культуре» России? Меняются только формы русофобии, а суть — всё та же. Но, пожалуй, высшей точкой русофобии явился проект 1930 года о переводе русского алфавита с кириллицы на латиницу. Как доказывали его авторы, это послужило бы сближению российского пролетариата с передовым пролетариатом Запада.

Сталин пошел на коренную перестройку советской системы образования на основе лучших традиций русской школы и требований времени: стране нужны были кадры, овладевшие техникой. Были восстановлены в правах русская история и русская классическая литература, занявшие достойное место в школе и духовной жизни страны. «Сталин и советское образование», «Сталин и советская культура» — эти темы до сих пор ждут своего достойного исследования и освещения. То же самое скажем и о теме «Сталин и русский народ».

Не будет преувеличением сказать, что Сталин сыграл историческую роль в возрождении русского национального сознания в тот период жизни нашего многонационального Отечества, когда решался вопрос: быть или не быть Советской России? Он исполнил эту роль, будучи политиком-реалистом, отлично осознающим, что без русского народа исчезнет всё — наша страна и наше государство как исторически сложившаяся форма совместного бытия многих народов, уникальная многонациональная общность. Чтобы это понимать, надо быть русским человеком по культуре. Сталин был им. Можно ли сказать это о нынешних властителях России?..

Сталин безгранично верил в русский народ. В беседе с Александрой Коллонтай он говорил: «Русский народ — неодолим, неисчерпаем». Эта вера — неотъемлемый элемент его политического реализма. Сталин знал и понимал: только народ, преисполненный национальной гордости и чести, способен быть великим на крутых поворотах истории. Не случаен его знаменитый тост в победном мае 1945 года на приёме в Кремле в честь командующих войсками Красной Армии: «За здоровье русского народа!» В Великую Отечественную войну воля Сталина к Победе выражала волю народа: «Мы этой воле доверяли никак не меньше, чем себе» (А. Твардовский). Лишить русский народ, как и все народы России, памяти о подвиге Сталина в 1941—1945 годах, никому не дано.

В июле 1942 года Сталин подписал знаменитый приказ «Ни шагу назад!» В нём сказана жестокая правда: «Отступать дальше — значит загубить себя и загубить вместе с тем нашу Родину». Эти слова как будто прямо обращены сегодня к русскому человеку, над языком, культурой, историей которого нависла смертельная угроза. Отступать дальше некуда. Такова суровая реальность. Это ложь, что русский народ не выдержит нашествия варваров, вероломно напавших на него и развязавших против него духовную войну. Он уже многое выдержал. Другой народ давно бы перестал существовать, свались на него те беды, что обрушились на русский народ. Выдержит! И перелом наступит! Но сейчас — ни шагу назад! — чтобы перелом наступил и была спасена многонациональная Россия. Пусть будет тому порукой безжалостный реализм Сталина: «Мы должны остановить, а затем отбросить и разгромить врага, чего бы это нам ни стоило».

В нерушимом союзе с наукой

Реализм крупного политика, стоящего во главе государственного управления страной, тем более такой великой, как Россия, немыслим без опоры на науку, без знания ее новейших достижений. Пренебрежение данной аксиомой превращает политику из искусства государственного управления в никчёмное политиканство.

Сталин, как и Ленин,— крупнейший политик ХХ века. Его научная эрудиция позволяла ему делать прогнозы, принимаемые видавшими виды политиками за интуитивные пророчества. До сих пор поражает удивительная точность определения Сталиным отпущенного историей срока индустриализации СССР — десять лет. Почему десять — не меньше, не больше? Ответ мы найдем у Ленина, наследие которого Сталин знал, как никто другой, блестяще.

В 1921 году в одном из своих докладов на Х съезде РКП(б) Ленин говорил: «Минимальный срок, в течение которого можно было бы так наладить крупную промышленность, чтобы она создала фонд для подчинения себе сельского хозяйства, исчисляется в десять лет… План построения России на основах современной промышленности мы имеем — это план электрификации, разработанный научными силами. Там максимальный срок устанавливается десятилетний, если предполагать в основе условия, сколько-нибудь приближающиеся к нормальным. Но мы прекрасно знаем, что налицо их нет, значит, десятилетие — срок для нас весьма краткий».

Сталин внимательным образом изучил план ГОЭЛРО, о чем свидетельствует его письмо Ленину в марте 1921 года, накануне Х съезда РКП(б). Приведем его в сокращении, чтобы показать интеллектуальную близость Ленина и Сталина и интеллектуальную немощность их антагонистов в партии. «Последние три дня,— писал Сталин,— я имел возможность прочесть сборник «План элек-трификации России»… Превосходная, хорошо составленная книга. Мастерский набросок действительно единого и действительно государственного плана без кавычек. Единственная в наше время марксистская попытка подведения под советскую надстройку хозяйственно возможной при нынешних условиях техническо-производственной базы. Помните прошлогодний «план» Троцкого (его тезисы) «хозяйственного возрождения» России на основе массового применения к обломкам дореволюционной промышленности труда неквалифицированной крестьянско-рабочей массы («трудармии»). Какое убожество, какая отсталость в сравнении с планом ГОЭЛРО!.. А чего стоят десятки «единых планов», появляющихся то и дело в нашей печати на позор нам — детский лепет приготовишек… И еще: обывательский «реализм» (на самом деле маниловщина) Рыкова, всё ещё «критикующего» ГОЭЛРО и по уши погрязшего в рутине».

Научно обоснованные десять лет для создания крупной промышленности при сколько-нибудь нормальных условиях наступили далеко не сразу. Борьба в партии с «левым» и правым уклоном, саботаж кулачеством продажи товарного хлеба, тяжёлый переход к коллективизации, отчаянная нехватка квалифицированных рабочих и инженерных кадров — всё это оттягивало разработку первого пятилетнего плана и весьма осложняло его выполнение в 1927—1928 годах. Нормальных условий для индустриализации так и не появилось. Но десять лет как «срок для нас весьма краткий» Сталин держал в голове. Его предвидение опиралось на расчеты учёных. Но ещё надо было выиграть для страны эти десять лет. И Сталин сделал это в условиях невероятно трудных: выиграл, в том числе и за счет пакта о ненападении, заключенного СССР с гитлеровской Германией.

В разработке пятилетних планов участвовали лучшие научные силы страны. Принимал участие и Совет по производительным силам СССР (был такой!), в который входили академики Академии наук, руководители крупнейших производств. В числе его консультантов был гениальный Вернадский. Сталин тщательно изучал рекомендации этого Совета, встречался с виднейшими учеными, производственниками, обнаруживая, как потом отмечали многие из них, всестороннее знание предмета разговора. За каждой речью Сталина надо видеть его титаническую умственную работу. Люди большой науки не могли этого не заметить. Академик Вернадский, ознакомившись со сталинским докладом, посвященным 24-й годовщине Октябрьской революции (ноябрь 1941 года), записал в своем дневнике: «Только вчера днем дошел до нас текст речи Сталина, произведшей огромное впечатление… Речь, несомненно, очень умного человека».

Наука была естественной средой для государственного ума Сталина. Она определяла реалистичность его политической деятельности. Каково отношение к науке современного политического истеблишмента России — всем известно. Оно уничижительно для ученого мира. Страдает от этого страна. Что стоит за президентским лозунгом «Россия, вперёд!» — научный анализ производительных сил, научный прогноз их развития, научный расчет их лучшего использования? Ничего этого нет. А что же есть? То, что и в «плане Путина»,— предвыборный блеф.

Сегодня, как и вчера, как и в далеком будущем, актуально реалистичное утверждение Сталина: кадры, овладевшие наукой и техникой, решают всё. Социализм с тех пор, как он превратился из утопии в науку, требует отношения к себе как к науке. Таким было отношение к социализму у Ленина. Таким оно было и у Сталина. Выдающийся марксист-ленинец по складу и глубине мышления, по масштабности преобразовательной деятельности, он умел видеть будущее как настоящее. Он видел коммунизм как настоящее, как реальность. Доказательство тому — последняя работа Сталина «Экономические проблемы социализма в СССР». Делу победы коммунизма, а она была для Сталина не символом мистической веры, а вопросом научного знания, он посвятил всю свою жизнь, нелёгкую, героическую жизнь гения.

Юрий Белов

Источник: Газета «Правда»