Вышедшие на пенсию военнослужащие и члены их семей признаны обузой для Минобороны 
На то, что творится сегодня в вооруженных
силах РФ, можно смотреть по-разному.
Допустим, с точки зрения официальной
статистики: бюджетные триллионы, тоннаж,
километраж и тому подобное. Многое
становится очевидным. Но деталей, важных
для понимания глобальных процессов, не
разглядеть. Детали – они куда лучше
видны на примере конкретного человека,
угодившего в жернова военной реформы.
Именно под таким ракурсом сегодня у нас
есть возможность взглянуть на состояние
российской военной медицины. Причем, в
данном случае над материалом можно
смело крепить рубрику «Испытано на
себе». Потому что в те самые жернова
угодил сотрудник «Свободной прессы»
60-летний капитан 1 ранга в отставке
Сергей Турченко. Так что за достоверность
фактов ручаемся. Вот его рассказ:
«Болячек за время службы в Вооруженных
силах я заработал достаточно: два
инфаркта, сахарный диабет. Инвалид
второй группы. В довершение всех бед
больше года назад начались почечные
колики. С ними 24 мая прошлого года и
отправился в филиал 9-го Лечебно-диагностического
центра Министерства обороны на Большой
Пироговской в Москве. Врач УЗИ Третьякова
констатировала: в правой почке конкременты
(камни) от 6 до 10 мм. Я спросил у уролога
Дреничевой: могут ли они сами выйти?
Ответ - отрицательный. Прошу: отправьте
в госпиталь на дробление. Ответ уклончивый:
давайте еще посмотрим, сдадим анализы.
Так смотрели до 20 июня 2011 года. Все это
время постоянно мучили боли. Снимались
они только с помощью дихлофенака, в
результате использования которого 3
июня 2011 года врач Киргинцева диагностировала
язву желудка и 12-перстной кишки.
20 июня боль стала совсем уж невыносимой.
Сын на машине отвез меня в военную
поликлинику. Уролог Хабалов сразу
диагносцировал блок правой почки и
направил на немедленную госпитализацию.
Пояснил, что огромный камень полностью
закрыл мочеточник и почка почти отказала.
Тут же вызвали «скорую помощь». Когда
она прибыла, сказали, что отправляют
меня в районную больницу. Я потребовал
– только в военный госпиталь, поскольку
в гражданской клинике «дробилки» камней
нет. Мне ответили, что офицеров-отставников,
как правило, теперь отправляют в
гражданские медучреждения. Пришлось
написать письменный отказ от гражданской
больницы. Тут уж возмутился совершенно
посторонний в этих стенах врач «скорой
помощи». Поскольку сотрудники 9-го ЛДЦ
МО РФ ничего не предпринимали, приехавший
доктор лично стал обзванивать военные
госпитали. В Центральном клиническом
госпитале имени Вишневского в подмосковном
Красногорске ответили: «Привозите,
проблем нет».
Действительно, в 43-м отделении, куда
меня поместили, оказалось множество
свободных мест. Даже более того. Я,
например, попал в двухместную палату,
которую занимал совершенно здоровый
рядовой солдат по имени Клим. Он не был
больным, а долгие месяцы работал в
госпитале в качестве санитарки в
операционной, стоя на штате в Космических
войсках. Соседнюю палату занимал такой
же рядовой Костя. По рассказам солдат,
всего в госпитале «санитарками» работают
до 100 бойцов, прикомандированных из
различных видов и родов войск. Больше
некому после сокрушительных сокращений
младшего медперсонала.
Кстати, на территории госпиталя
работает огромное количество
гастрарбайтеров разных национальностей.
Для того, чтобы они «не нарушали»
пропускной режим, создано в госпитале
даже специальное КПП. Если через главный
контрольно-пропускной пункт пропускают
только по паспорту, то через ворота
рядом, в 150 метрах, на территорию госпиталя
может пройти любой. На этом фоне смешно
выглядят устроенные тут же для «галочки»
огневые точки против террористов. Какой
дурак полезет на амбразуры, когда можно
спокойно с чем угодно пройти через
КПП-2?
В 43-м отделении меня активно пролечили.
Отказавшую почку спасли, поставив
нефростому (трубку из почки наружу в
искусственный мочеприемник). Но камень,
закрывший мочеточник, так и не раздробили.
Выписали с бумагой, в которой написано:
госпитализация в стационар для продолжения
лечения через месяц».
Для краткости дальнейшие злоключения
коллеги упустим. Скажем лишь, что даже
для того, чтобы спустя месяц снять ту
самую нефростому, снова нужно было
ложиться в красногорский госпиталь. Но
пройти все врачебно-бюрократические
барьеры для больного отставника-инвалида
оказалось непосильным делом. Так с
трубочкой в боку и живет.
Эту историю можно было бы списать на
обычное для российской медицины
равнодушие к людям. Но на сей раз все
значительно хуже. Судя по всему, в
Министерстве обороны давно решили, что
положенное по закону «О статусе
военнослужащих» лечение ветеранов
военной службы – это просто нерациональное
расходование денег. Другое дело –
коммерциализация военной медицины,
лечебная база которой на порядок выше,
чем в аналогичных гражданских учреждениях.
Запах «живых» денег, которые выкладывают
толстосумы за возможность подлечится
в военных госпиталях и санаториях,
многим кружит головы. Таких, не имеющих
ни малейшего отношения к Вооруженным
силам пациентов у медиков в погонах все
больше. Мест на всех не хватает. Нищие
военные пенсионеры и стали лишними в
этих стенах. Что с них взять?
Чтобы было понятней, какой уймы людей
это касается, заметим, что сегодня
военная медицина обслуживает около 7
миллионов человек. Из них более 4 миллионов
— члены семей, более миллиона —
военнослужащие, около миллиона —
пенсионеры. Действующие военные – от
них никуда не деться, лечить приходится.
А вот прочие…
Желание руководства Минобороны
избавиться от этой обузы видно
невооруженным глазом. Провинциальные
военные госпитали и поликлиники давно
признаны реформаторами непрофильным
активом и от них избавляются, где только
могут. За последние 2-3 года из 195 госпиталей
«в живых» оставлено 129, из 124 поликлиник
— 41, из 46 учреждений медицинского
снабжения — 9. Ликвидирована система
научной подготовки военных врачей в
виде сокращений военных факультетов
(Саратов, Самара) и даже закрыт
Государственный институт усовершенствования
врачей. Офицерский состав военно-медицинской
службы всего за два года сокращен с
15963 до 5800 человек. 30% должностей
офицеров-медиков заменены на должности
гражданского персонала, который, в свою
очередь, сокращен со 145 тысяч до 97 тысяч
человек.
Никого не волнует, где и как будут
лечиться те, кто отдал стране множество
сил и здоровья. Чтобы убедить сомневающихся
в типичности произошедшего с нашим
коллегой, расскажем еще одну на редкость
трагическую историю. Она случилась с
человеком, которого я хорошо знал,
поскольку в 90-е годы служил в одном
управлении Минобороны. Его звали Роберт
Быков. Полковник в отставке. Эти строки
он написал, четко сознавая, что доживает
последние месяцы:
- В феврале 2013 года у меня обнаружили
рак желудка. В госпиталь положили только
через месяц. По заявлению руководства
поликлиники Генштаба, не было мест.
Попал в госпиталь и увидел, что 2/3
пациентов в госпитале – женщины, и
большинство из них лежит «на коммерческой
основе». С операцией затянули ещё на
полмесяца и обнаружили, что пошли
метастазы. Если полтора месяца назад
по объективным данным обещали обойтись
«малой кровью», то в мае вырезали желудок,
селезёнку, хвост поджелудочной железы
и желчный пузырь. Дали направление в
госпиталь имени Бурденко, а в нём, по
указанию Сердюкова, больных из поликлиники
Генштаба не принимали. Кое-как пробился.
Сделали две «химии», а потом сообщили,
что на третью нет лекарств, но через
полчаса нашли. Оказалось, что Сердюков
дал указание максимально сократить
расходы на онкобольных. На стационарное
лечение больных с четвертой стадией
рака в госпитали вообще не берут. Выгоднее
похоронить ветерана, чем вылечить.
К сожалению время было упущено, и
метастазы пошли на печень, лёгкие,
лимфатические железы. Лечащий врач
сказал, что лекарства в ограниченном
количестве вроде бы подвезли, но не для
всех, а, вообще, он не знает, что дальше
делать: «как уж там получится – не будешь
долго мучиться». Рекомендовал поискать
каких-нибудь консультантов «на гражданке».
Глядя в глаза надвигающейся смерти,
человек уже не думает о пиаре, не думает
о прибыли, не думает о предательстве.
Но, к сожалению, ненависть к виновникам
такого положения растёт в геометрической
прогрессии и не только у меня. В палате
«химиотерапии» я познакомился с
несколькими ветеранами – бедолагами,
подобными мне. Им тоже сказали, что
Минобороны не выделяет деньги на дорогие
лекарства и предложили купить самим,
всего – то за 1 млн рублей за 1 полный
курс химиотерапии.
Один, майор из Забайкалья, лечится от
рака лёгкого (29 лет выслуги, пенсия 8200
рублей), подполковник из Подмосковья –
от рака кожи (23 года выслуги, пенсия 7550
рублей).
Через два месяца после того, как была
сделана эта запись, полковник в отставке
Роберт Быков умер. Складывается
впечатление, что военная медицина после
ее реформирования по-сердюковски тоже
не жилец.