О «Высоцком»

- Ох Р-р-расея моя Р-р-расеюшка - говорит на сцене Гамлет, пуская слезу.

- В детстве во дворе у будущего артиста Высоцкого была кличка "Белый"

- Исполнять песни будет либо Лепс, либо Джигурда, поскольку самому Безрукову это, очевидно не под силу.

- «Для того чтобы сыграть гениального актёра, нужен другой гениальный актёр», - на полном серьёзе скажет Безркуов в эфире 1 канала.

- Марину Влади будет играть Ксения Собчак.

- Высоцкий будет ярым диссидентом и антисоветчиком, страдающим под гнётом КГБ и просто мечтающем выбраться "туда", в мир свободы.

- Особенной гордостью   сценаристов составит сцена погони за улетающим в штаты Высоцким. Секретари райкома будут лично стрелять по колёсам трамвая, на котором улетает к любимой великий русский поэт.

- Кадры, где действие будет происходить в СССР, будут чёрно-белыми, а поездки в загранку - в ярких красках. При пересечении границы на экране будут проступать цвета, как в «сталкере» Тарковского…

- Друг детства застаёт Высоцкого плачущим, и прижимающим к груди томик Бродского. «Мне никогда так не написать», - шепчет Высоцкий в тоске.

- Всю жизнь Владимир Семёнович будет проводить в пьянках-гулянках с друзьями, драках с поножовщиной в кабаках... Драки будет ставить китайский постановщик, работавший в фильме «крадущийся тигр, затаившийся дракон».

- В качестве декораций будут горы пустых бутылок и шприцов.

- В некоторых сценах Высоцкий будет носить бакендарды. Забывчивость свойственна великому актёру Безрукову, а сделать ему замечание никто из съёмочной группы не решится.

- Немедленно по окончании съёмок фильма артист Безруков начнёт готовиться к съёмкам в фильмах «Цой» и «Летов». Для съёмок   в «Летове» Безрукова гримёры будут бить киянкой по затылку, чтобы глаза были как у Летова. В фильме «Цой» Безрукова будет подменять дублёр каждый, раз, когда надо будет показывать лицо крупным планом.

- Сын Высоцкого Никита (он же автор сценария) предоставит для съёмок фильма посмертную маску папы…

Ну, а мы напомним слушателям ныне почти забытую (усилиями тех самых, о ком в ней поётся) песню великого русского поэта «памятник».

Я при жизни был рослым и стройным,

Не боялся ни слова, ни пули

И в привычные рамки не лез, -

Но с тех пор, как считаюсь покойным,

Охромили меня и согнули,

К пьедесталу прибив "Ахиллес".

Не стряхнуть мне гранитного мяса

И не вытащить из постамента

Ахиллесову эту пяту,

И железные ребра каркаса

Мертво схвачены слоем цемента, -

Только судороги по хребту.

       

Я хвалился косою саженью -

               

Нате смерьте! -

       

Я не знал, что подвергнусь суженью

               

После смерти, -

       

Но в обычные рамки я всажен -

               

На спор вбили,

       

А косую неровную сажень -

               

Распрямили.

И с меня, когда взял я да умер,

Живо маску посмертную сняли

Расторопные члены семьи, -

И не знаю, кто их надоумил, -

Только с гипса вчистую стесали

Азиатские скулы мои.

Мне такое не мнилось, не снилось,

И считал я, что мне не грозило

Оказаться всех мертвых мертвей, -

Но поверхность на слепке лоснилась,

И могильною скукой сквозило

Из беззубой улыбки моей.

       

Я при жизни не клал тем, кто хищный,

               

В пасти палец,

       

Подходившие с меркой обычной -

               

Опасались, -

       

Но по снятии маски посмертной -

               

Тут же в ванной -

       

Гробовщик подошел ко мне с меркой

               

Деревянной...

А потом, по прошествии года, -

Как венец моего исправленья -

Крепко сбитый литой монумент

При огромном скопленье народа

Открывали под бодрое пенье, -

Под мое - с намагниченных лент.

Тишина надо мной раскололась -

Из динамиков хлынули звуки,

С крыш ударил направленный свет, -

Мой отчаяньем сорванный голос

Современные средства науки

Превратили в приятный фальцет.

       

Я немел, в покрывало упрятан, -

               

Все там будем! -

       

Я орал в то же время кастратом

               

В уши людям.

       

Саван сдернули - как я обужен, -

               

Нате смерьте! -

       

Неужели такой я вам нужен

               

После смерти?!

Командора шаги злы и гулки.

Я решил: как во времени оном -

Не пройтись ли, по плитам звеня? -

И шарахнулись толпы в проулки,

Когда вырвал я ногу со стоном

И осыпались камни с меня.

Накренился я - гол, безобразен, -

Но и падая - вылез из кожи,

Дотянулся железной клюкой, -

И, когда уже грохнулся наземь,

Из разодранных рупоров все же

Прохрипел я похоже: "Живой!"

       

И паденье меня и согнуло,

               

И сломало,

       

Но торчат мои острые скулы

               

Из металла!

       

Не сумел я, как было угодно -

               

Шито-крыто.

       

Я, напротив, - ушел всенародно

    



           

Из гранита.

1973